Сильный и сладкий аромат апельсинового геля для душа нещадно бьет по обонянию девочки, а прохладные капли воды приятно сбегают по коже, оставляя ощущение свежести, смывая всю будничную усталость и напоминания о дневной жаре. Вечер пятницы обещал быть веселым: друзья, окружающие Аду практически двадцать четыре часа и семь дней в неделю, весь день судачили о неком новом клубе, открывшемся на прошлой неделе, убеждая юную Паркер, что если она хочет удержать пальму первенства, то ей просто необходимо его посетить. Не сказать, что она сильно горела желанием провести несколько часов в месте, пропитанном алкоголем и табаком, но танцевать девочка всегда любила, поэтому чаша весов однозначно опустилась в пользу положительного ответа.
         Отсутствие дома матери и прочих родных сказалось как нельзя кстати. Аделин с затаенным скучающим видом представляла, как мать возмущенно размахивает руками, запрещая ей, — уже, кажется, слишком взрослой для подобных заявлений, — не переступать порог подобных заведений: ведь кто знает, в чье поле зрения попадется юная белокурая Паркер? Однако девочка в такие моменты лишь безысходно возводила взгляд к потолку, ожидая, когда закончится извержение негативных настроений, чтобы начать отставить свою позицию; обычно после жарких дебатов ей хотелось лишь уткнуться в мягкую подушку и уснуть, прогоняя дурные мысли. Поэтому сегодняшние посиделки родных в компании очередных соседей, — наверняка крайне приятных людей, от мягкосердечности которых у Ады бы начало сводить зубы, — были едва ли не знаком свыше, открывающим все двери и желающим легких ночных дорог.
         Девочка поворачивает рукоять серебристого крана и выбирается из полупрозрачной душевой кабины, оказываясь в просторной ванне, отдающей бликами холодной синевы на кафельном покрытии пола. Оборачиваясь в мягкое розовое махровое полотенце девочка выходит из душного помещения, проводя ладонью по стене и включая свет в своей комнате. Дом родителей ее отца никогда не казался ей родным: она выросла в другой части города, приближенной к центру, где жизнь кипела сутками напролет, а об умиротворении можно было только мечтать. Однако она не мечтала, поэтому тишина улиц, наступающая с первым появлением сумерек, и сопутствующая до первой утренней трели птиц окружающая дом ее горячо любимых прародителей постепенно действовала на нервы: Ада не была рьяным представителем городских окраин, где соседи собираются по воскресеньям и устраивают праздничные чаепития, обсуждая цветочные клумбы друг друга и успехи внучат, поступивших в первый класс. Впрочем, как бы там ни было, свою семью она любила даже тогда, когда в порыве гнева бросала обратное, и испытывала определенное чувство благодарности, когда их с матерью не оставили на произвол судьбы.
         Аделин вытаскивает из волос большую каучуковую заколку, удерживающую копну от возможной угрозы намокнуть под потоками душевой воды, позволяя светлым и длинным кудрям беспорядочно рассыпаться по худым плечам, намереваясь собрать их в причудливое плетение, дабы они не мешали и не отягощали ее лишним жаром, да и попросту желая этим вечером выставить на обозрение призывно манящую тонкую и длинную шею. Девочка достает из раскинувшегося вдоль почти всей стены шкафа-купе легкое платье цвета спелой вишни, фривольно открывающее плечи и часть спины, однако остающееся крайне удобным для ночи, наполненной танцами, и, мимолетно глянув на циферблат часов с резными черными стрелками, начинает переодеваться.
          — Кто-то есть дома?
         Ада испуганно вздрагивает, различая обрывки мужского голоса, и оборачивается к закрытой двери, опуская избранный наряд на мягкую поверхность ровно заправленной кровати, параллельно облачаясь в тонкую ткань шелкового халата и мысленно сокрушаясь возможному срыву планов из-за скорого возвращения родных.
         Девочка бесшумно, мягко ступая босыми ногами по ковровому покрытию, выходит в темный коридор и направляется в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, прямо к подножию входной двери. Ее не пугает и не отталкивает мрак, в который она собственноручно погрузила дом, оставив свет лишь в своей комнате и приглушенный торшер в гостиной. Ада переступает несколько широких ступеней, мгновенно отыскивая взглядом коренастую мужскую фигуру, направляющуюся в сторону выхода.
      — Джеймс, — как-то облегченно и одновременно настороженно выдыхает девочка, идентифицируя в мужчине родного дядю, — Мне казалось, люди сначала звонят, а не самовольно вторгаются в дома. — иронично замечает белокурая, медленно спускаясь и намекая на наличие дверного звонка.
         К дяде Ада относилась прохладно, особенно после смерти отца. Мужчина, репутация которого опережала его самого, никогда особо не вызывал доверия, хотя его отношения с собственной дочерью отличались заботой и теплотой, однако для Ады он оставался просто Джеймсом, —  «дядей» она называла его исключительно находясь в язвительном настроении, — братом отца, мотивации к разнообразным действиям которого оставались для нее загадкой, а значит вызывали львиную долю подозрений.
         — Матери нет, как и остальных. Да, у нас все замечательно. Кофе будешь? Нет? Очень жаль, потому что ничего другого я предложить не могу. — невозмутимо тараторит девочка, выражая не самые гостеприимные качества и проходя мимо мужчины в гостиную, намереваясь выключить торшер. Она, возможно, и не планировала задевать тонкую душевную организацию дяди, — хотя, скорее всего, планировала, — а ее первоначальной целью было намерение поскорее выпроводить гостя из дома и продолжить собираться, ведь друзья должны были прибыть с минуты на минуту. Ада, разумеется, сомневалась, что он решит приложить руку к ее воспитанию и закроет в собственной комнате, однако к чему это проверять?
         — Почему каждый твой визит сопровождается либо деньгами, либо проблемами? — она берет в руки белый конверт и оборачивается к мужчине, изучая его силуэт во мраке темного помещения.

Отредактировано Adeline Parker (2016-06-06 16:32:17)

      — Узнаю свою племянницу. Откуда в тебе столько желчи, солнышко?
        Аделин благоразумно игнорирует риторический вопрос, чтобы не создавать лишние поводы для задержки родственника. По правде говоря, язвительной Ада оставалась лишь для избранных, особенно любимых ею людей, в число которых входил и Джеймс. По мнению девочки, он заслужил подобное отношение.
        — Быть самодостаточной — это ведь твоя цель, верно? Тогда можешь смело отказываться от своей части. Помоги приюту с кошками.
        — Кто-то что-то говорил про избыток желчи? — мысленно парирует Ада.
        — Ненавижу кошек, — тихо фыркает девочка от упоминания шерстяных чудовищ, которые постоянно оставляли на ней несколько красных полос от когтей и, что еще отвратительнее, покрывали обилием шерсти ее не самые дешевые вещи, — Даже сложно представить, что ты пытаешься искупить деньгами, — немного подумав, добавляет она.
        Аделин раздражало поведение мужчины. Она, сугубо уверенная в его причастности к смерти брата, каждый раз с едва сдерживаемыми потоками обвинений смотрела, как он примерял на себя образ безвинной жертвы. Будучи человеком с пытливым, живым умом и теплым сердцем, бесконечно любящим отца, Ада не могла отпустить все так же, как сделала ее мать. Получив известие о том, что мужчина скончался в результате неизвестного вируса, —  и это при живом-то домашнем медике в лице матери, — она неоднократно искала возможность убедиться в этом. И такая возможность представилась: милый парень, бегающий за ней и являющийся интерном в больнице, без лишних вопросов смог достать карту ее отца и даже сделать копии, предоставляя их девочке. На момент смерти в организме мужчины обнаружилось неизвестное вещество, которое и стало причиной его смерти, что укрыли от семьи. Однако до этого Паркер замечала конфликты между братьями, возникновение коих участилось, но на тот момент она не придавала этому значения, считая, что семейные узы не сможет разрушить внезапно возникшая проблема в бизнесе.
       После смерти отца, получение необходимых сведений и кропотливого анализа, сопоставляющего все «за» и «против» она пришла к единственному и верному, как ей казалось, решению, сыскав виновника в Джеймсе.
        — И оденься, Бога ради!
        — Обычно меня просят раздеться, — с усмешкой мгновенно отражает блондинка.
        Телефонный звонок разрывает тягучий зрительный контакт, и Ада безысходно закидывает голову, вознося руки вверх и беззвучно сокрушается, словно бы обращаясь к Всевышнему с порцией возмущений. После этого  она мимолетно бросает взгляд на собственное отражение в зеркале, привешенное на край стены гостиной: длинные светлые локоны, ниспадающие на плечи, что покрыты темно-синей тканью халата — вполне обычный вид человека, намеревающегося либо отправиться в царство Морфея, либо собирающегося переоблачиться в нечто более подходящее для продолжения вечера. Однако от размышлений о причинах негодования Паркера ее отвлекает более насущная проблема.
        — Кого позвать? И всё? Она спит.
        Аделин возмущенно вскидывает брови, а ее руки механически упираются по бокам собственной фигуры. Под сосредоточенным взором белокурой мужчина опускает телефон, прерывая тем самым звонок.
        — Какого черта?! — торопливо злостно шипит девчонка, намереваясь утопить собеседника под волной злостной брани.
       — Мать знает, что ее дочь превращается в потаскуху?
       — Не тебе делать выводы, Паркер, — ощущая неприятный осадок от услышанного, злость в ней разгорается еще сильнее. Аделин никогда не позволяла себе лишнего: девочка четко знала границы дозволенного, знала, что хорошо, а что — плохо. Ко всему прочему, ни ее внешний вид, ни поведение никогда не давали повода усомниться в благопристойности юной Паркер. Она, возможно, была грубой, время от времени — сущей язвой, однако чаще всего это ограничивалось отстаиванием собственных убеждений, в которых все же просвечивал здравый смысл. — Займись воспитанием своей дочери, а меня воспитывать уже поздно, мне девятнадцать, а не девять, если ты не заметил.
       Ее голос преисполнен оттенками отвращения и сдерживаемой злости, и девочка приближается к мужчине, предупреждающе вытягивая перед собой руку,  — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Как, впрочем, и мать.
         Женщина не интересовалась жизнью дочери, а все ее «знания» основывались на обрывках услышанных краем уха фраз и плодах собственного воображения. Смерть главы семьи сыграла с ними злую шутку, полностью обращая мать против дочери, а дочь против матери, наталкивая на слепое непонимание и нежелание понимать. И Джеймс, общаясь лишь с Эльзой, очевидно, принимал во внимание лишь ее правду.
        — Это все? Или дядя желает преподать мне еще какой-то урок? — опуская руку и сокращая расстояние с мужчиной, вкрадчиво интересуется девочка, с некоторым разочарованием опуская взгляд. Белый конверт, плотно утрамбованный немалой суммой, легким движением руки Ады оказывается прижатым к груди Паркера, позволяя Джеймсу без перенять его, — Сам передашь.
          Она огибает стоящего в нескольких сантиметрах от нее мужчину и презрительно фыркает, в очередной раз мысленно напоминая себе необходимость в сокращении времени, проведенного в обществе любимых родственников. Возможно, лучше и вовсе съехать к Сету.
       — И не забудь еще передать моей матери, что ты пытался удержать меня от столь необдуманного вечернего развлечения, но я, будучи бесконтрольной потаскухой, вылезла через окно.
         Вылезать через окно она, впрочем, не планировала. Второй этаж все же. А вот подняться к себе в комнату, переодеться, набрать номер подруги с мобильного, оставленного на кровати вместе с платьем, и выйти через дверь — вполне было в планах девочки. К счастью, на ее двери не было замка, позволяющего запереть ее снаружи, а вечно занятой мистер Паркер едва ли пожертвует свободным вечером, собственноручно обрекая себя на компанию неразумной племянницы. Поэтому Ада, быстро семеня, направляется в сторону лестницы.

Отредактировано Adeline Parker (2016-06-09 00:37:53)